Случается, что в одном и том же месте существует  два параллельных мира. Одно из них – подмосковная деревня Дунино.

Она раскинулась на высоких прибрежных склонах, словно растерзанная птица, укрывающая своих детенышей, которые тянут  бедную  мать в разные стороны. Одни, укрывшись за шестиметровыми заборами роскошных особняков, с упрямым усердием ползут под копыта золотого тельца, другие – защищают от своих нахохлившихся собратьев храм, святой родник и дом-музей Михаила Пришвина, завещавшего хранить эти места в первозданной чистоте и вере, которая, по твердому убеждению писателя,  должна быть у человека «естественной как биология».

Сам Пришвин, по свидетельству современников, через всю свою жизнь пронес «тайную (порой тайную от себя самого) веру и подвиг во имя нее». Его называли образцом русского человека, от которого шло сияние, «несомненный духовный свет».

С отменой цензуры на литературные тексты, поменялось общепринятое представление о Пришвине как только лишь «певце природы». 

"Боже мой! Как нелегко жилось, как удалось уцелеть! И я хочу все-таки в биографии представить жизнь эту как счастливую", - записывает писатель в дневнике в последние дунинские годы. Несомненно, вера помогла Пришвину не изменять своему истинному призванию. Он не разделял труд на дело «ради души» и «ради хлеба». Против своей воли он не ходил, подобно многим, «на каторгу», а кормился только писательским трудом и дарами любимого леса и земли, к которой относился с неизменным трепетом. Однажды Пришвин заехал в редакцию уважаемого журнала. Он был в дорожной одежде и молодая редакторша брезгливо заметила: «Михал Михалыч! У вас на куртке грязь!» «Не грязь, а земля»,  - поправил ее писатель.

В доме Пришвина никогда не прекращалась жизнь. Он завещал не покидать этот дом, он должен всегда оставаться живым. В Дунине писатель жил с ранней весны и до поздней осени. 

"Много, много я на свете видел разных земель, и своих и чужих, но краше местности нашего Дунина я нигде не видел", - писал он в рассказе "Москва-река". 

Дунинские годы были одним из самых плодотворных периодов его творчества. 

"Работаю с утра на веранде: петух начинает мой день",- записывает Пришвин в своем дневнике.

После смерти писателя в его доме был открыт музей, хозяйкой которого до самой кончины в 1979 году являлась вдова Пришвина - Валерия Дмитриевна. Она сама встречала многочисленных гостей из разных уголков, до последних дней работала над изданием трудов мужа. Теперь ее дело продолжают неутомимые энтузиасты. 

В доме все осталось, как и при жизни писателя – ждет неторопливой руки старенькая пишущая машинка, готов дорожный саквояж и охотничьи сапоги. В гараже стоит под парами начищенный «Москвич», а пчелы на пасеке жужжат своей жизнью.

Как и при Пришвине, разбросаны здесь средь высоких сосен деревянные домики, так же плавно несет свои воды мимо высокого ступенчатого берега Москва-река. Только посаженная писателем под окнами веранды елочка  стала за эти годы намного выше. И еще к островку покоя, каким выглядит на фоне современных домов с пугающими заборами, домик Пришвина, прибавился островок веры, о котором при жизни писатель и не мечтал – храм-часовня в честь Михаила Архангела. 
Закладка храма не обошлась без чудес. Место для будущей церкви выбирали всей деревней, пока не остановились на овраге, где прежде сваливали мусор. Овраг расчистили и в основание храма заложили своеобразный краеугольный камень – алебастровое яйцо, привезенное из Иерусалима. Икону с изображением Святого Архангела Михаила довелось держать одной из женщин, спешившей на день рождения больного сына и оказавшейся здесь по случайности. Стоя в котловане, она все время молилась и дала обет Богу, что принесет пользу храму, если ее сын выздоровеет. Так и случилось.  

Теперь люди приходят в церковь, а потом заходят в домик Пришвина, или, наоборот – прямо из усадьбы – к архангелу Михаилу, а потом - на целебный источник. Вот и получается, в этом месте «по Пришвину»,  человек думает и о Боге, и о природе, и о другом человеке». А иначе нельзя, ведь все мы  «на этой Земле находимся на ладони Бога. И сколько бы ни бродили в разные стороны, мы все равно останемся на этой ладони».

Светлана Мельникова, фото - Андрей Поляков